Коммерсантъ. Власть. Уроки демографии
Изменения, происходящие в структуре населения России, создают новое общество, кардинально отличающееся от того, в котором мы привыкли жить. Роль старших поколений сильно возрастает, а сами пожилые будут носителями других ценностей.
«У нас сложилось общество, где одни возрастные когорты очень большие, а другие очень маленькие»
Как и большинство развитых стран мира, Россия стареет. Согласно данным Росстата, уже в 2015 году доля населения старше 65 лет составила в России около 13,5%. По признанным международным критериям, если этот показатель в общей структуре населения превышает 7%, население считается старым. В дальнейшем доля пожилых людей в составе населения России будет только расти и к 2030 году, по разным вариантам прогноза (учитывающим объемы миграции, динамику рождаемости и ряд других принципиальных факторов), может составить от 18% до 19,4% населения страны.
Дискуссия о необходимости повышения пенсионного возраста в России ведется не первый год, и это лишь одно из наиболее явных проявлений изменяющейся демографической ситуации. Уменьшение соотношения доли пенсионеров и лиц трудоспособного возраста (согласно расчетам, сделанным в 2008 году авторами Доклада о развитии человеческого потенциала в РФ Программы развития ООН, ожидается, что к 2020 году на 1000 человек трудоспособного возраста в России будет приходиться 457-467 человек, достигших нынешнего пенсионного возраста) делает нагрузку на пенсионную систему (а соответственно, на работающих россиян) чрезвычайно тяжелой.
Однако эта проблема — далеко не единственная. Изменения в составе населения и в соотношениях разных возрастных групп сложнее, чем линейное увеличение числа пожилых жителей. На них влияют и последствия демографического провала 1990-х, и увеличение рождаемости в последние полтора десятилетия, а также отдаленное воздействие более давних демографических волн. И некоторые последствия этих изменений можно наблюдать уже сейчас.
«Россия достаточно уникальна глубиной своих демографических волн,— объясняет российский демограф ведущий научный сотрудник Центра анализа доходов и уровня жизни НИУ ВШЭ Оксана Синявская.— Благодаря непрерывным потрясениям, начавшимся и продолжавшимся с десятых годов двадцатого века, у нас сложилось общество, где одни возрастные когорты очень большие, а другие очень маленькие». По словам Оксаны Синявской, подобная неравномерная структура составляет особую сложность при выстраивании социально-экономической политики, поскольку потребность в разных социальных услугах — детских садах, школах, больницах или домах престарелых — может регулярно и значительно изменяться, то возрастая, то резко уменьшаясь. «В начале нулевых у нас был определенный демографический дивиденд. Тогда в связи с эхом войны в пенсионный возраст вступало относительно небольшое число населения, при этом на рынок труда входили «большие» поколения 1980-х. Это было крайне благоприятно и внесло определенный вклад в экономический подъем нулевых. Сейчас это окно закрылось. Демографическая ситуация нулевых уже не повторится. Даже когда нынешние дети из «больших поколений» подрастут, количество пожилых в структуре общества будет выше, чем в нулевые»,— объясняет Оксана Синявская.
Демографические прогнозы, рассчитанные на десятилетия, не обладают абсолютной точностью. Однако основные тенденции, которые повлияют на рост или уменьшение доли разных поколенческих срезов, они показывают достаточно точно. Согласно прогнозам, публикуемым Росстатом, к 2025 году в обществе помимо увеличения доли пожилых должно заметно сократиться количество молодежи. В России будет заметно меньше жителей в возрасте от 20 до 30 лет — то есть тех, кто появился на свет в 1990-х и в начале нулевых, когда рождаемость в России сильно упала и не успела в полной мере восстановиться. При этом, поскольку в последние годы рождаемость действительно росла, в обществе будет больше детей и подростков в возрасте от 5 до 19 лет. Заметно увеличится сегмент населения в возрасте от 35 до 50 лет (при некотором сокращении доли лиц предпенсионного возраста — от 50 до 60 лет). Россия в каком-то смысле повзрослеет. Ее лицо будут определять люди зрелого возраста — по-видимому, с семьями, где есть дети разных возрастов, а также — с учетом роста пожилых, в том числе старше 70 лет — их престарелые родители. «Молодая смена» же будет представлена «маленьким» поколением. Молодежь не сможет прийти «на смену» всем: поскольку ее будет физически меньше, составлять она будет менее заметную долю в обществе.
«Главному риску впадания в бедность сейчас прежде всего подвержены семьи с детьми»
О том, как повлияет новая ситуация на структуру рынка труда, можно выдвигать лишь более или менее обоснованные предположения. «С точки зрения социальной политики выбывание 20-25-летних в общей структуре населения вряд ли приведет к большим сдвигам, поскольку количество трудоспособного населения других возрастов останется относительно большим»,— говорит Оксана Синявская. По ее мнению, если нынешняя экономическая рецессия растянется на долгие годы, это будет соответствовать складывающейся демографической ситуации, поскольку относительно небольшое поколение новой молодежи может быть переварено столь же небольшим рынком труда, где появляется не слишком много новых рабочих мест: «Рисков я ожидаю не от этих поколений. Не надо забывать, что на протяжении двухтысячных у нас шел рост рождаемости (который начался еще раньше). Уже после 2025 года количество вновь вступающих на рынок труда начнет нарастать вновь. И если экономика окажется в неблагоприятном состоянии, то недовольство среди молодежи вполне возможно».
Другая достаточно интересная проблема — это новые пожилые люди. То есть приближающееся к пенсионному возрасту поколение, имеющее успешный опыт функционирования в текущих экономических условиях. На это обращает внимание директор Института современных медиа МОМРИ Кирилл Танаев: «На рубеже веков в российских городах определенно произошел перелом. Если до этого пожилые люди были прежде всего людьми, пережившими тяжелую травму 90-х и с трудом приспосабливающимися к новым условиям, то экономический рост десятилетия нулевых, безусловно, эту ситуацию поменял. Сейчас к пятидесятилетнему рубежу подходят поколения, находившиеся в условиях активной трудовой деятельности в 90-е и позже, а также оказавшиеся выгодоприобретателями экономического роста». Подобные оценки разделяет и Оксана Синявская: «Уровень неравенства у нас, разумеется, высок. Однако и среди нынешних 50-летних есть немало тех, кто привык к совсем другому уровню жизни, чем к тому, который им обеспечит пенсия».
По мнению политтехнолога Константина Калачева, в будущем это может представлять определенную проблему для властей: «В ближайшие 10 лет, несмотря на некоторые изменения, новые пенсионеры вряд ли будут настроены слишком критично по отношению к власти. Они достаточно подвержены телепропаганде, мало ездили по миру и воспоминания о 90-х у них негативные. Но вот позже пенсионеры могут действительно стать другими». Впрочем, как полагает Константин Калачев, реакцией, скорее, станет изменение образа самой партии власти.
Кирилл Танаев также считает, что более или менее регулярную работу с аудиторией старше 40 лет проводит только партия власти: «К сожалению, кроме «Единой России» и ОНФ, этими людьми также никто не занимается. Может, за исключением КПРФ. И это создает свою проблему. На мой взгляд, это поколение посылает запрос на более сложную и обоснованную политику, а кто может ответить на этот вопрос, не вполне понятно».
Распределение ролей между разными поколениями и их восприятие в российском обществе также может измениться. В частности, постепенно меняется фактическое материальное положение поколений, что далеко не всегда отражается в массовом сознании. «В целом представление о наибольшей уязвимости стариков сейчас достаточно мифологизировано,— говорит Оксана Синявская.— Оно сложилось в условиях радикальных преобразований 90-х, когда старики оказались в числе наименее приспособленных. Исследования показывают, что с точки зрения рисков бедности пожилые люди уже давно не относятся к наиболее уязвимым».
Исследования Центра анализа доходов и уровня жизни НИУ ВШЭ и данные Росстата показывают: среди тех, кто статистически относится к бедным, сейчас лишь 10% достигших пенсионного возраста. Тогда как 22% бедных — молодежь до 30 лет. «С 2010 года неработающим пенсионерам производится доплата пенсии до прожиточного минимума, так что бедных по абсолютной шкале бедности среди пенсионеров нет. У молодежи с этим сложнее. Пока она учится, то, как правило, получает поддержку от родителей. А дальше все начинается довольно непросто»,— говорит Оксана Синявская. С ее точки зрения, нынешняя ситуация требует изменения структуры социальной помощи: «Главному риску впадания в бедность сейчас прежде всего подвержены семьи с детьми. Уже появление второго ребенка значительно повышает риск бедности. У нас давно стоит установка на то, что надо увеличивать пенсии, при этом почти ничего не делается в области других социальных программ, рассчитанных на другие возрасты. В частности — в области образования и здравоохранения, то есть для поддержки семей с детьми. На мой взгляд, социальную политику давно следует перефокусировать. Необходимо поддерживать и тех, кто несет бремя воспитания детей».
Определенным образом меняется в России и структура распределения доходов. В частности, по данным маркетинговой компании TNS, доля лиц с доходами выше среднего (тратящих на еду и коммунальные платежи менее 50% доходов) с 2009 по 2015 год наиболее быстро росла в России в поколенческом сегменте от 35 до 54 лет (рост на 12,3% при среднем общероссийском показателе 9,6%). Наименьший рост, на уровне 6,7%, демонстрировался возрастной группой от 16 до 34 лет.
«Если судить по объявлениям о приеме на работу и обозначаемым там возрастным ограничениям, то верхняя граница в них сдвигается в сторону более высоких возрастов»
Как полагает Кирилл Танаев, особенно не готова к происходящим демографическим переменам маркетинговая индустрия: «Вряд ли вы увидите, например, рекламу смартфонов, ориентированную именно на средний и старший возраст. Хотя, если посмотреть статистику, можно увидеть, что у молодых эти телефоны есть и так. И единственно за счет кого можно расширить нишу — возрастная аудитория. Но рекламы, разъясняющей преимущества смартфонов именно для ее представителей, вы не встретите нигде. Все тарифы сотовых операторов или интернета рассчитаны на молодежь, у которой, во-первых, это есть, во-вторых, заканчиваются деньги».
«Маркетологи ориентируются на молодых вовсе не потому, что у них больше денег, а потому, что они более склонны к риску и открыты новому. Это не касается их потребительских возможностей — особенно молодежи до 25 лет, которая сохраняет финансовую зависимость»,— поясняет Наталья Бондаренко, сотрудница «Левада-центра», занимающаяся проблемами изучения уровня жизни. «Действительно, есть мнение, что молодых легче сбить с толку,— говорит Кирилл Танаев.— Важно, что взрослый человек разборчив, это предполагает другого рода рекламу. Скорее в форме консультации. Им нужны другие аргументы, и здесь наша маркетинговая индустрия, по-моему, ленится. По сути, с точки зрения маркетологов, группа в возрасте старше 45 лет вся отдана на откуп медицине».
Увеличение доли среднего и старшего поколения, как в структуре населения России, так и среди лиц, обладающих высоким доходом, может серьезно повлиять на виды социального и потребительского поведения. Сейчас, как обращает внимание Наталья Бондаренко, поколенческая группа в возрасте от 25 до 40 лет относится к наиболее закредитованному поколению: «В начале 2015 года 40% респондентов из этой группы имели непогашенный кредит. По общей сумме кредитов в России более половины суммы также приходится на лиц от 25 до 40 лет». Сейчас это, безусловно, влияет на свободу распоряжения средствами и общее социальное ощущение этой группы. Однако, как поясняет Кирилл Танаев, это же дает основание предположить, что через 10 лет многие из них расплатятся со своими кредитами, что даст им ощущение финансовой свободы. С другой стороны, новая демографическая ситуация будет означать также и то, что значительную группу в составе населения будут составлять именно те возрасты, которые имеют больше всего социальных обязательств — перед еще не подросшими детьми (которых, как показывает статистика, будет немало), а также перед престарелыми родителями. Сейчас, как поясняет Наталья Бондаренко, именно эта группа наиболее остро реагирует на ухудшение экономического положения.
«Наши регулярные опросы, где мы спрашиваем респондентов, насколько изменилось за последнее время материальное положение их семей, демонстрировали, в частности, что в 2008 и 2009 годах наиболее остро на кризис реагировали опрошенные в возрасте от 40 до 55 лет. То есть работающее население с детьми и пожилыми родителями. Именно на них лежит наибольшее число социальных обязательств, и они воспринимали происходящее особенно негативно». В 2015 году пессимистические настроения в этой группе сохраняются, однако теперь к ним приблизились и опрошенные более старших возрастов, поскольку «на этот раз той массированной раздачи средств пенсионерам, которую власти проводили в 2008 и 2009 годах, не наблюдалось».
Возможное превращение более старших поколений в главных обладателей потребительских средств окажет влияние на потребление
«Вопрос с обязательствами связан и с готовностью их выполнять. Условно говоря, если человеку нужно больше денег, он, скорее всего, постарается больше работать. Современная российская жизнь в больших городах предоставляет возможности дополнительного заработка. Так что, вероятно, именно они будут больше работать, зарабатывать и потреблять»,— предполагает Кирилл Танаев. Уже сейчас рынок труда начинает реагировать на постепенное увеличение значимости старших поколений на рынке. «Если судить по объявлениям о приеме на работу и обозначаемым там возрастным ограничениям, то верхняя граница в них в последнее время сдвигается в сторону более высоких возрастов. Сейчас она находится в районе 45-50 лет. Что уже неплохо»,— говорит Оксана Синявская. Возможное превращение более старших поколений в главных обладателей потребительских средств окажет и косвенное влияние на потребление. «Если у молодежи денег не будет, кому-то смогут помогать родители. Но родители же могут и определять, на что давать детям деньги. С большей вероятностью, скажем, деньги дадут на покупку новой куртки, а не на поход в бар»,— говорит Кирилл Танаев. В целом он считает крайне важным перенесение фокуса внимания на более старшие поколения уже сейчас. Если на них не обратят внимание и их потребности не начнут внимательно изучаться, то это окажет свое влияние и на показатели ВВП — так как повлияет на рост продаж. В сферу услуг и производства не придут те деньги, которые поколение готово тратить.
Так или иначе, предсказать все возможные изменения, которые несут с собой долгосрочные демографические процессы в российском обществе, довольно сложно. Однако нас определенно ждет другое общество — не то, в котором мы привыкли жить в последние десятилетия. Общество с более значимой ролью средних поколений и пожилых. Причем сами эти пожилые будут носителями несколько других ценностей и представлений — отличающихся от привычного образа старика, сложившегося в конце прошлого столетия. Изменится также и роль молодежи. И можно заметить, что многие важные институты в российском обществе и государстве — система социального обеспечения, политический мир (в том виде, в каком он у нас существует), а также многие представления мира массовой культуры и маркетинговой индустрии — не готовы к этому и работают с «предыдущим» обществом так же, как генералы готовятся к предыдущей войне. Такой диссонанс не может рано или поздно не проявиться в снижении уровня регулирования общественных и политических процессов, появлении различных неудовлетворенных потребностей и неисполненных ожиданий разных общественных групп. И готовиться к этому надо начинать уже сейчас.